Владимир ЧЕБОТАРЕВ: Медицине удается делать фантастику былью
Этой осенью в Ялте происходило необычайное действо. В разных районах курортного города, наполненного отдыхающей публикой, на больших экранах одновременно демонстрировали фильм "Человек-амфибия", который сегодня называют культовым, эпохальным, русским хитом. И действительно, найти ли человека, который бы не знал и не любил "Человека-амфибию"? У экранов стояли толпы народа. Вся Ялта, затаив дыхание, переживала одинаковые эмоции. Люди старшего поколения уносились в свою молодость, а молодые влюблялись в эту фантастическую историю и ее неповторимых героев. Так в рамках международного кинофорума отмечалось 40-летие выхода на экран этой картины.
А в Москве в Доме Ханжонкова и Доме кино прошли творческие юбилейные вечера кинорежиссера, создавшего этот шедевр, Владимира Чеботарева. Он в два раза старше - ему 80. На его кинематографическом счету около 20 фильмов. Пришли поздравить и поклониться ему в пояс Владимир Коренев (блистательный Ихтиандр), Владлен Давыдов, Лариса Голубкина, Александр Збруев. А еще могли бы прийти Владимир Самойлов, Ефим Копелян, Владислав Стржельчик, Алла Ларионова, Владимир Ивашов... Но они посылали ему свой привет с экрана, из своих ролей, сыгранных в его фильмах. Правительственной телеграммой поздравил юбиляра Президент Российской Федерации Владимир Путин. Мы присоединяемся к поздравлениям и предлагаем вашему вниманию беседу с мэтром российского кинематографа. - Владимир Александрович, а вас не раздражает, что, когда с вами говорят о вашем творчестве, всегда начинают с "Человека-амфибии", что хорошо знают только его? - В разных аудиториях по-разному. Я ведь снимал и военное кино, и политическое, и спортивное, и детективы. "Человека-амфибию", кстати, считаю не столько фантастической, сколько спортивной картиной. На ней я наработал 200 часов под водой с аквалангом. Прежде чем приступить к съемкам, добился полугодового подготовительного периода. Актеров - главных героев, едва умевших держаться на воде, тренировали лучшие специалисты. В результате они работали без дублеров и блестяще справлялись. Была задача сделать фильм без комбинированных кадров, чего раньше никто не делал. - Трудно он вам дался? - Я нашел этот сценарий, 10 лет пролежавший на "Ленфильме". Нашел соавтора Алексея Каплера для того, чтобы эта история прошла (нужно было солидное имя). Я год потратил, чтобы с этим фильмом запуститься. Начали работу, случился перерасход, но ведь съемки-то весьма необычные, ни у кого еще такого опыта не было. Меня остановили, а уже должны были привезти дельфинов. Дали мне сорежиссера-надсмотрщика, который бы за мной следил, потому что я "выскакивал" из сметы. В общем, все в духе того времени. Под водой он ни разу не был, и плавать-то не умел. Но зато в титрах мы соавторы - В.Чеботарев и Г.Казанский. - С вашего фильма началась карьера Владимира Коренева. А как возникла Анастасия Вертинская. Потому что она Вертинская? - Нет. Фамилия Вертинская для меня не была неожиданностью. Дело в том, что я начинал на "Ленфильме" вторым режиссером у Григория Козинцева в картине "Дон Кихот". Одним из моих предложений было пригласить Лидию Вертинскую (мать Насти) на роль герцогини. Поэтому я знал эту семью. Вот как это случилось. Но поиск был мучительный. На Настю я вышел в самом конце, когда понял, что у меня нет Гуттиэре. У меня пробовались отличные девчата, красавицы, но все они были очень земные. А я при выборе актеров принял для себя кредо: "У Гуттиэре в глазах небо, у Ихтиандра в глазах море". Вот таких неземных, возвышенных актеров мы искали. Вообще, я выбирал актеров в рамках романа Беляева. По Беляеву Зурита - матерый старый хищник. Предложил пробы актеру ленинградского БДТ Ефиму Копеляну. Он был уже в возрасте, тогда почти не снимался. На худсовете его не утверждают. И в моем воспаленном мозгу рождается идея - сделать красивый треугольник: красавец Ихтиандр, красавица Гуттиэре и красавец-хищник Зурита. Соавтор Каплер мне сказал: "Володя, это гениальная мысль!" Я говорю: "А Беляев?" - "Ну что Беляев? Это кино. Я целиком за". Приглашаю Мишу Козакова, с которым до этого уже сталкивался в работе. Вопреки всему его утверждают. Но критика меня долбала неимоверно. Фильм с трудом приняли, дали ему 2-ю категорию, считали его пошловатым: "Режиссер стремится к красивости и ничего не достигает". - При таких сложных съемках возникала ли необходимость в медицинской помощи? - Медики нас все время страховали. Была наготове специальная барокамера на случай, если человек попадет в сложную ситуацию с перепадом давления. Помните эпизод: Ихтиандр на дне привязан цепями к якорю? Якорь оказался на глубине 20 м - соскользнул в ущелье между двумя скалами. Перепад давления 2 атмосферы. Но мы решили снимать. У Володи забирают акваланг. Он начинает вырываться из цепей. У меня секундомер, знаю, что он держит минуту - минуту пять, минуту семь. Отработал. Ему дают загубник акваланга, а он не действует. Наш бригадир подводников сбрасывает свой акваланг, надевает его на Коренева и с 20 м выходит без остановки, что называется без декомпрессии, на поверхность. Порвал барабанные перепонки. А Володя ничего и не понял. Он же был без маски - видимость плохая. - Кто из артистов, с которыми вы работали, произвел на вас самое яркое впечатление? - Почти во всех моих фильмах я снимал Владимира Самойлова. Это очень яркий, масштабный актер. Он сыграл Бориса Савинкова в 2-серийной картине "Крах". И сделал этот образ, на мой взгляд, на голову выше всех других Савинковых, которых когда-либо пытались делать. Из нескольких претендентов на эту роль наиболее яркими были Владислав Стржельчик и Владимир Самойлов. Кинопробы показали: Савинков-Стржельчик - приятный, красивый, либеральный московский барин; Савинков-Самойлов - грубоватый, сильный человек, который может себе подчинить, в нем есть вождизм. Масштаб личности Самойлова оказался превалирующим. Вообще, к артистам я отношусь трогательно, я их очень люблю. У Владимира Ивашова в "Праве первой подписи", я считаю, лучшая его работа. Конечно, он очень хорош у Чухрая в "Балладе о солдате". Но в диапазоне современной темы, сыграв молодого талантливого дипломата, он совершенно другой - легкий, изящный, остроумный. Лев Прыгунов украшает картину "Выстрел в спину". Интеллигентный, очень подвижный, очень изобретательный актер. В фильме "Дикий мед" я снял Аллу Ларионову в непривычной для нее ипостаси. Я вынул ее из кринолинов, красивых причесок, роскошных интерьеров и заставил ползти по грязи, под непрерывным обстрелом к подбитому немецкому танку (она играла военного фотокорреспондента). Александр Збруев снялся у меня в трех картинах - "Кольцо из Амстердама", "Выстрел в спину" и "Батальоны просят огня", где у него сложнейшая роль. Он очень достоверный и убедительный на экране, очень емкий артист. - А о медиках вы ничего не снимали? - Почему? В Ленинграде я работал на студии научно-популярных фильмов. Одной из первых моих работ был фильм "Советский Красный Крест". У меня есть грамота от самого большого начальства Красного Креста - профессора Путерева. - Владимир Александрович, вы принадлежите к тому теперь уже драгоценному для нас поколению, которое спасло страну от фашизма. Не могу не спросить, что с вами происходило в те годы? - Перед войной я окончил Ростовское артиллерийское училище. Тогда артиллерия была на конной тяге, а я страшно любил лошадей. По большому счету, хотел стать генералом, честно говорю. Меня направили на Украину, в 189-ю стрелковую дивизию. Мы двигались в западном направлении, к Пруту. Я командовал батареей. В первый день войны на митинге по поводу ее начала на нас налетели "юнкерсы". Я впервые увидел смерть рядом. Были колоссальные жертвы. А моей лошади Сигналке перебило суставы, с такой травмой животное обречено. Красивая была, в серых яблоках, я ее очень любил, холил. Мой первый выстрел на войне - я вытащил пистолет и застрелил любимую лошадь. Вот так для меня началась война. Тогда же, в 41-м в районе Умани получил тяжелое ранение в ногу. Не все железо из меня вынули. Так и хожу, со звоном иногда. Госпиталь, в котором я оказался, захватили немцы. Втроем нам удалось бежать. Ползли через всю Украину. А это уже был сентябрь - октябрь. Делали друг другу перевязки, выбрасывая из ран кучу червей. Так мы добрались до линии фронта. Дальше спецпроверки - был в плену. А я не считал, что я был в плену, я руки не поднимал, не сдавался. Но тем не менее пришлось через это пройти. Был признан ограниченно годным, остался при штабе 2-го Украинского фронта и так закончил войну. Награжден несколькими военными орденами. А последняя награда - орден Почета - мне вручена Президентом Российской Федерации. - Значит, хотели быть генералом, а стали режиссером? - В 45-м году я вернулся в родной Воронеж. Дом, где мы жили, разбит. Отец погиб, участвуя в воронежском ополчении. Где моя мама, неизвестно. Оказалось, что она была в эвакуации на Урале, потом мы друг друга нашли. С огромным трудом удалось восстановить "золотой" аттестат об окончании школы. Приехал в Москву (здесь иногородним давали общежитие), в автодорожный институт. То я все на лошадях ездил, теперь решил на машине. Год проучился, понял, что это далеко не мое дело. У меня было две тетради записей о войне. Эпизод за эпизодом - все из жизни. Я чувствовал, что очень многое хочу рассказать. С этими тетрадями я и пришел в 1946 году во ВГИК на режиссерский факультет. Набирал курс Сергей Иосифович Юткевич. Моими сокурсниками оказались Григорий Чухрай, Реваз Чхеидзе, Тенгиз Абуладзе, Владимир Басов. - Вы считаете себя счастливым человеком? - В общем да. Жизнь моя так складывалась, что я мог загудеть на тот свет не единожды. Судьба благоволила ко мне. Попал на любимую профессию, нашел любимую жену (это мой второй брак, мы вместе уже 45 лет) - человека, который рядом со мной в творчестве, она художник по костюмам. Правда, 20 фильмов - это не предел. Но все-таки какой-то порог усредненности я превзошел и оставил после себя несколько картин, которые, мне кажется, будут жить и после меня. Я сознался вам в своем счастье, хотя удача меня не преследовала, но спасал оптимизм. - У вас за плечами огромный стаж жизни в киноиндустрии, поэтому интересно ваше мнение о положении дел в ней сегодня. Вызывают ностальгию те времена, когда мы бегали смотреть каждый новый фильм. В кассах стояли очереди, стоило это копейки. Кинематограф был массовым. А теперь сходить в кино целое событие. Вернет ли когда-нибудь киноискусство себе лидирующие позиции? - Естественный отбор должен сработать. Он должен нас привести к кинематографу, который будет окупаем, который будет массовым. Через очень трудный период. Русский национальный характер воспринимает не растянутое длинное действие, а более острое, психологически наполненное, драматичное. Если дело не идет, русский мужик применяет крепкие выражения. Так что я не думаю, что эти растянутые многосерийные мелодрамы, очень много стреляющие боевики будут путем нашего искусства в кинематографе. - Вот кстати, как вы относитесь к сериалам? - Без большого восторга. Они в какой-то мере развращают режиссерскую мысль, в них считается возможным очень долго разжевывать какие-то простые вещи, в то время как кинематограф - это искусство большой концентрации. В эпизод нужно уметь вложить очень много. Моя самая большая картина "Батальоны просят огня" - 4-серийная. А хотели делать чуть ли не 10 серий. Я переделывал весь сценарий - стремился к кинематографической концентрации драматургии. - В каком состоянии сейчас "Мосфильм"? Это нормально, что он раздроблен на множество мелких студий? - Это не горе его, это, я бы сказал, благоприобретенная радость. Потому что руководить таким огромным кинопроцессом и централизовать его - это сложно и не нужно. Жизнь показала, что значительно лучше с этим справляются небольшие студии. Они делают это тщательнее. Только нужно дать этим объединениям бюджетные деньги, которыми они будут по-своему распоряжаться, и наступит расцвет. - А есть ли логика в том, что при упадке кинематографа у нас расплодились кинофестивали? - Кинофестивали размножаются оттого, что нет проката. Кинематограф обязательно хочет о себе заявить, и на фестивалях в какой-то мере кипит кинематографическая жизнь. Это одна из форм выживания и популяризации, промежуточная форма существования с надеждой на то, что кинематограф заживет естественной жизнью. - Владимир Александрович, что бы вы пожелали медицинской публике? - Вернемся опять к Беляеву и его доктору Сальватору. Он выдвинул идею вмешательства в святая-святых - человеческий организм с целью обрести власть над природой. Сегодня медицинская наука, а вслед за ней медики-практики достигают грандиозных успехов - делают фантастику былью. Пусть им это всегда удается, за какую бы задачу они ни взялись. Беседу вела Нина АЛЕКСЕЕВА. |