Патологическая анатомия – падчерица здравоохранения.
Когда я думаю о своей любимой специальности - патологической анатомии, то невольно делается грустно от того плачевного состояния, в котором она находится в нашей стране. Казалось бы, это единственная медицинская специальность, позволяющая визуализировать материальный субстрат болезни на тканевом, клеточном, субклеточном и даже молекулярном уровнях и, следовательно, максимально точно поставить нозологический диагноз как живому, так и умершему.
Важность первого, то есть прижизненной диагностики болезней по биопсии, особенно в онкологии, не может вызывать сомнений, и вместе с тем, каких неимоверных усилий стоит выпросить денег на современный микроскоп, необходимую аппаратуру и реактивы! А ведь обрекать патологоанатома на работу с никудышным микроскопом и некачественными препаратами, все равно что дать хирургу тупой скальпель и гнилой шовный материал. В конечном случае страдает больной. Обеспечение нашей службы в России и зарубежных странах (даже не самых передовых) несопоставимо. У руководителей органов и учреждений здравоохранения всегда находится отговорка: "Ну потерпите, ведь на больных не хватает, дорогостоящие лекарства не на что купить...". Все это, конечно, так, но с падением уровня патологоанатомических, особенно гистологических исследований, неизбежно снизится уровень лечебно-диагностической деятельности в целом. Парадоксально, но факт: ужасно вредит патологоанатомам другая, важнейшая сторона их деятельности, а именно осуществление вскрытий умерших больных. Виновата в такой ситуации потрясающая недальновидность некоторых организаторов здравоохранения, сделавших так называемое расхождение между клиническим патологоанатомическим диагнозом пугалом для главных врачей. Вы только вдумайтесь, сколько абсурда в том, что за расхождения отделение лишается премии, что это вообще может быть критерием для оценки деятельности лечебного учреждения. Вот и предпринимаются всевозможные меры, чтобы пресловутый процент расхождений клинических и патологоанатомических диагнозов был как можно ниже. Это и просьбы, иногда в приказном порядке, и запоздалый "совет в Филях": что писать в диагнозе уже мертвому? Однако наиболее легкий путь для достижения цели - не вскрывать тело умершего, особенно если риск "заработать" расхождение достаточно высок. Я до сих пор вспоминаю, как в советские времена (где-то в начале 70-х годов) вручили переходящее красное знамя одной республиканской больнице, а в прилагаемой сафьяновой папке на роскошной бумаге золотыми буквами среди перечисленных достижений этого славного учреждения сияло: процент расхождения клинического и патологоанатомического диагнозов - 0. Ну, ладно, раньше очковтирательства хватало, а, что сейчас творится в России? Практически во всех больницах более половины (а иногда и до 75%) тел умерших выдают без вскрытия, благо законодательство Российской Федерации это позволяет. Я вовсе не сторонница поголовного вскрытия тел всех, кто умер на больничной койке. Бывают случаи, когда диагноз совершенно ясен, даже подтвержден гистологическим исследованием биопсии, то есть, как мы говорим, верифицирован, смерть была ожидаемой. Но вся беда в том, что не вскрываются и тела пациентов, страдавших недостаточно понятным заболеванием, умерших непосредственно после хирургических операций, от невыясненных последствий инвазивных методов обследования и "агрессивной" терапии. Этот перечень можно продолжить. И что особенно печально, часто заявления с просьбой выдать тело умершего родственника без вскрытия пишутся по совету лечащих врачей, а вовсе не по каким-то принципиальным убеждениям или из-за религиозных ограничений. Вот и получается, что болезнь, приведшая к летальному исходу, и сама непосредственная причина смерти остаются у подавляющего большинства населения нашей страны неуточненными. Вы спросите: а как же результаты всевозможных прижизненных исследований, анализов, осмотров? Ну, во-первых, тщательному и всестороннему обследованию подвергаются далеко не все пациенты, а во-вторых, сегодня, к сожалению, сплошь и рядом нарушаются основные принципы медицины, которые я бы рекомендовала постоянно помнить каждому врачу: "не навреди", "лечи не болезнь, а больного", "лечение не должно быть тяжелее болезни". А у нас часто бывает все наоборот. Уж то, что лечат болезнь, а не больного - это точно. А ведь в большинстве случаев летальных исходов человек при жизни страдал целым комплексом болезней, недаром при формулировании патологоанатомического диагноза мы пользуемся понятиями конкурирующих, фоновых, сочетанных и сопутствующих заболеваний. И бывают ситуации, когда смерть наступает вовсе не от той болезни, на которой были сосредоточены основные усилия врачей.... В экстремальных обстоятельствах, например после тяжелой травматичной операции, имеющееся сопутствующее заболевание может выйти на первый план и стать основной причиной смерти. Как же мы будем учитывать имевшиеся ошибки в диагностике и лечении, чтобы не допустить их в будущем? На каком материале станет основываться официальная статистика причин смерти населения? По данным статистики, многолетние государственные программы по профилактике и лечению сердечно-сосудистых и онкологических заболеваний вроде бы не дают ощутимых результатов. Между тем в свидетельствах о смерти сплошь фигурируют ишемическая болезнь сердца или рак, даже если человек умер совсем от другой болезни. И в военное время наши учителя понимали значение проведения патологоанатомических вскрытий. Добрым словом следует вспомнить выдающегося организатора здравоохранения академика АМН СССР Ефима Ивановича Смирнова. Во время Великой отечественной войны, будучи начальником Главного военно-санитарного управления, он отдал приказ об организации Центральной патологоанатомической лаборатории армии и патологоанатомических лабораторий на всех фронтах. Ведь именно благодаря работе выдающихся российских патологоанатомов, анализировавших и обобщавших причины смерти погибших на поле боя, умерших на различных этапах эвакуации и в тыловых госпиталях была создана действенная система оказания медицинской помощи раненым, а также заложены основы для проведения противоэпидемических мероприятий. Очень жаль, что организаторы здравоохранения и законодатели сегодняшней России этого не понимают.... В последние годы много писалось о непрестижности профессии патологоанатома. Я с этим категорически не согласна. Престиж патологоанатома определяется прежде всего его рейтингом у лечащих врачей, а тут уж многое зависит от тебя самого, твоей эрудиции, такта, диагностических возможностей. Хотелось бы остановиться еще на одном, очень важном вопросе - организационных формах службы. Ведь не секрет, что время патологоанатомических отделений в маленьких больницах прошло. Не может врач-одиночка работать на уровне современных требований, невозможно распылять по мелким прозектурам средства на модернизацию помещений и оборудования. И вместе с тем, ходить за примером далеко не надо, в одних только подмосковных Люберцах пять больниц имеют патологоанатомические отделения. Зачем? В России созданы и успешно функционируют крупные подразделения патологоанатомической службы - это и централизованные отделения, и бюро (самостоятельное учреждение здравоохранения), обслуживающие большинство больниц региона, а в Смоленске есть даже Институт патологии, объединяющий кафедру патологической анатомии и областное патологоанатомическое бюро. Конечно, многое в успехе их деятельности определяется энтузиазмом самих патологоанатомов, но поддержка и понимание со стороны руководителей органов здравоохранения и главных врачей обязательно должны быть. Это единственный путь к созданию современной патологоанатомической службы, способной вносить достойный вклад в решение нелегких задач, стоящих перед российским здравоохранением. Ирина КАЗАНЦЕВА, главный патологоанатом МЗ РФ в Центральном федеральном округе России, руководитель патологоанатомического отделения МОНИКИ им. М.Ф.Владимирского. |